Неточные совпадения
Оставшись одна, Долли
помолилась Богу и легла в постель. Ей всею
душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать
о ней. Воспоминания
о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Во время службы я прилично плакал, крестился и кланялся в землю, но не
молился в
душе и был довольно хладнокровен; заботился
о том, что новый полуфрачек, который на меня надели, очень жал мне под мышками, думал
о том, как бы не запачкать слишком панталон на коленях, и украдкою делал наблюдения над всеми присутствовавшими.
«
О чем
молится? — думал он в страхе. — Просит радости или слагает горе у креста, или внезапно застиг ее тут порыв бескорыстного излияния
души перед всеутешительным духом? Но какие излияния:
души, испытующей силы в борьбе, или благодарной, плачущей за луч счастья!..»
Грех, рекут нам,
о сих Бога молить, и церковь наружно их как бы и отвергает, но мыслю в тайне
души моей, что можно бы и за сих
помолиться.
…Две молодые девушки (Саша была постарше) вставали рано по утрам, когда все в доме еще спало, читали Евангелие и
молились, выходя на двор, под чистым небом. Они
молились о княгине,
о компаньонке, просили бога раскрыть их
души; выдумывали себе испытания, не ели целые недели мяса, мечтали
о монастыре и
о жизни за гробом.
— Отец,
молись!
молись! — закричал он отчаянно, —
молись о погибшей
душе! — и грянулся на землю.
— Великий государь наш, — сказал он, — часто жалеет и плачет
о своих злодеях и часто
молится за их
души. А что он созвал нас на молитву ночью, тому дивиться нечего. Сам Василий Великий во втором послании к Григорию Назианзину говорит: что другим утро, то трудящимся в благочестии полунощь. Среди ночной тишины, когда ни очи, ни уши не допускают в сердце вредительного, пристойно уму человеческому пребывать с богом!
— Человеки! — сказал он им громко и внятно, дабы все на площади могли его слышать, — вы дружбой вашею и хлебом-солью с изменщиками моими заслужили себе равную с ними казнь; но я, в умилении сердца, скорбя
о погублении
душ ваших, милую вас и дарую вам живот, дабы вы покаянием искупили вины ваши и
молились за меня, недостойного!
Он не проповедует, а действительно всей
душой честно
молится за весь род людской, честно, вслух думает
о всех горестях бедной человечьей жизни.
Но если кто особенно хочет позаботиться
о своей
душе, то по этой вере внушается, что наибольшее обеспечение блаженства
души на том свете достигается еще тем, чтобы жертвовать деньги на церкви и монастыри, обязывая этим святых людей
молиться за себя. Спасительны еще, по этой вере, для
души хождения по монастырям и целование явленных икон и мощей.
Сама Софья Николавна
молилась только
о том, чтобы мирно, спокойно отлетела
душа ее отца… и мирно, даже радостно отлетела она.
Я
молилась о них и
о себе, просила бога, чтоб он очистил мою
душу от гордости, смирил бы меня, ниспослал бы любовь, но любовь не снизошла в мое сердце».
Ни одна
душа не видала, как «источник» по ночам
молился и плакал
о своей голубке.
Потом он пошел в церковь служить панихиду и,
помолившись о упокоении
души новопреставленной Акилины, решил поскорее жениться.
Точно Офелия, эта Шекспирова «божественная нимфа» со своею просьбою не плакать, а
молиться о нем, Ульяна Петровна совсем забыла
о мире. Она
молилась о муже сама, заставляла
молиться за него и других, ездила исповедовать грехи своей чистой
души к схимникам Китаевской и Голосеевской пустыни,
молилась у кельи известного провидца Парфения, от которой вдалеке был виден весь город, унывший под тяжелою тучею налетевшей на него невзгоды.
Васса. Конечно. Социалист, видишь ли! А ему социализм, как Прохору — бог: по привычке
молится, а
душой — не верит. Ты краснобайству его не верь…
О чем вчера беседовали?
— Голубчик!.. Дай ты мне эти деньги! Дай, Христа ради! Что они тебе? Ведь в одну ночь — только в ночь… А мне — года нужны… Дай —
молиться за тебя буду! Вечно — в трех церквах —
о спасении
души твоей!.. Ведь ты их на ветер… а я бы — в землю! Эх, дай мне их! Что в них тебе?.. Али тебе дорого? Ночь одна — и богат! Сделай доброе дело! Пропащий ведь ты… Нет тебе пути… А я бы — ох! Дай ты их мне!
Здесь у нас рабочее содружество, трудимся мы для поддержания плоти, дабы временно пребывающая в ней
душа могла воспарять ко господу,
молясь и предстательствуя милости его
о грехах мира.
Не забудь утешить и старца: он был всегда добрым человеком; рука его, вооруженная лютым долгом воина, убивала гордых неприятелей, но сердце его никогда не участвовало в убийстве; никогда нога его, в самом пылу сражения, не ступала бесчеловечно на трупы несчастных жертв: он любил погребать их и
молиться о спасении
душ.
Владимир. Я был там, откуда веселье очень далеко; я видел одну женщину, слабую, больную, которая за давнишний проступок оставлена своим мужем и родными; она — почти нищая; весь мир смеется над ней, и никто об ней не жалеет…
О! батюшка! эта
душа заслуживала прощение и другую участь! Батюшка! я видел горькие слезы раскаяния, я
молился вместе с нею, я обнимал ее колена, я… я был у моей матери… чего вам больше?
Отец Сергий вспомнил притчу
о неправедном судье и, прежде не имевши сомнений в том, что он должен отказать, почувствовал сомнение, а почувствовав сомнение, стал на молитву и
молился до тех пор, пока в
душе его не возникло решение.
Еще раз земно кланяюсь: не помяните меня окаянного лихом и
помолитесь о моей
душе грешной! (Уходит.)
На мою родину, в древнюю русскую столицу; я соскучился, не видав столько лет Кремля, не слыша звона его колоколов; в Москве начну новую жизнь — вот чего жаждет
душа моя,
о чем
молюсь ежеминутно богу,
о чем грежу во сне и наяву…» Надобно было видеть Шушерина, чтоб почувствовать всю горячность этого желанья, всю искренность этих слов!
— Если бы только минуточкой долее прожила ты, — грустно сказал сотник, — то, верно бы, я узнал все. «Никому не давай читать по мне, но пошли, тату, сей же час в Киевскую семинарию и привези бурсака Хому Брута. Пусть три ночи
молится по грешной
душе моей. Он знает…» А что такое знает, я уже не услышал. Она, голубонька, только и могла сказать, и умерла. Ты, добрый человек, верно, известен святою жизнию своею и богоугодными делами, и она, может быть, наслышалась
о тебе.
«Ну, — говорит старик, — это уж мое дело.
Молился я
о тебе: дано мне извести из темницы
душу твою… Обещаешь ли меня слушаться — укажу тебе путь к покаянию». — «Обещаюсь, говорю». — «И клянешься?» — «И клянусь…» Поклялся я клятвой, потому что в ту пору совсем он завладел мною: в огонь прикажи — в огонь пойду, а в воду — так в воду.
Вообще девушка образованная, сытая и аппетитная, хотя совестится за свою аппетитность и от
души молится богу
о ниспослании ей худобы.
Каждый Божий день и утром и на сон грядущий усердно
молилась она на келейной молитве за мучителя, со слезами молила
о прощении прегрешений его, об упокоении
души, отошедшей без прóщи, без покаяния.
Помолитесь же, православные,
о душе новопреставленной девицы Анастасии, да упразднится прегрешений ея рукописание, да простятся грехи ея вольные и невольные и да внидет она в радость Господа своего.
Когда мы по
душе хотим переговорить с человеком
о важном деле, мы стараемся сойтись с ним один на один, чтобы ничто не развлекало нас, не мешало нам. Как же общаться с богом,
молиться при народе? Трудно при народе избавиться от заботы
о том, чтò обо мне подумают, от пустословия, от рассеяния. Особенно, когда собираются по праздникам. Оттого и сказано в евангелии...
«Упокой, Господи,
душу усопшие рабы Твоея», — горячей молитвенной волной ворвалось в мое полузабытье панихидное пение, — это
молится о ней родная Церковь».
Вспомнила наставленье Марьи Ивановны — думать лишь
о Боге и
душе — и стала
молиться на стоявший в углу образ. В небреженье он был — весь в паутине…
Молилась Дуня, как с детства привыкла, — с крестным знаменьем, с земными поклонами.
— Углубись в себя, Дунюшка, помни, какое время для
души твоей наступает, — говорила ей перед уходом Марья Ивановна. — Отложи обо всем попечение, только
о Боге да
о своей
душе размышляй… Близишься к светозарному источнику благодати святого духа — вся земля, весь мир да будет скверной в глазах твоих и всех твоих помышленьях. Без сожаленья оставь житейские мысли, забудь все, что было, — новая жизнь для тебя наступает… Всем пренебрегай, все презирай, возненавидь все мирское. Помни — оно от врага…
Молись!!.
Последние два стиха, когда они уже были написаны, — я сообразил, — не мои, а баснописца Хемницера: он себе сочинил такую эпитафию. Ну что ж! Это ничего. Он так прожил жизнь, — и я хочу так прожить. Почему же я не имею права этого пожелать? Но утром (было воскресенье) я перечитал стихи, и конец не понравился: как это
молиться о том, чтоб остаться голым! И сейчас же опять в
душе заволновалось вдохновение, я зачеркнул последний стих и написал такое окончание...
И закажи ты им, и попроси ты их, усердно бы
молились всемилостивому спасу и пресвятой богородице
о прощении грешной
души раба б
о ж и я князя Алексия, искупили бы святыми молитвами своими велия моя прегрешения…
— Вот видишь ли, — оправившись и поборов в себе стыд, снова начала Хвостова, — видно,
молюсь я недаром, доходят же мои молитвы до Господа. А в Тихвин меня просто как-то
душой потянуло, как Зинаида и Сусанна мне
о нем только заговорили. Чувствую я, что привезу тебе облегчение.
— Да… Но я не знаю, где ее могила, сведи меня на нее… Мне хочется
помолиться о ее
душе…
Последний Новик кончил свое повествование признанием, что он изнемог под усиленными ударами судьбы, и просьбою к своим соотечественникам
помолиться о спасении его
души. Повествование было адресовано на имя князя Вадбольского, как человека, принимавшего в нем, по-видимому, сильное участие, — человека, от которого, за услугу свою под Гуммельсгофом, ожидает он ходатайства за него у отечества.
— Будь мне новым братом; отчизны я лишился по воле Божьей, а свет покинул сам, но теперь
душа моя наливается небесным огнем. Я вымолил себе награду: она уже явилась ко мне и звала меня к себе. Награда моя близко.
О, будь и ты счастлив,
молись о сладком утешении, которое я уже чувствую в себе,
молись о нем одном.
Отец Агафангель
молится ежедневно за упокой
душ рабов Божьих: Петра, Марии, Егора, Бориса, Бориса и Арины и
о здравии рабы Божией Татьяны.
— Почему? — отвечал тверчанин, несколько смутясь, — почему, сказать тебе не сумею. Нашел божий час, не мой. Да не кручинься попусту: где господь, там все благо, все добро.
Помолимся ему, и возрадуется
душа наша
о нем.
Не лиши меня хоть последней милости, молю тебя: сделай, чтобы, когда узнают
о смерти Последнего Новика, русские, братья его, совершили по нем поминовение и
помолились о спасении
души того, кто любил так много их и свою родину!
Ангельская-де
душа за нее
молиться будет перед алтарем Всевышнего, грех и убиваться
о них, великий грех, потому радоваться надо, если кого в младенческих летах Господь к себе призывает, тягостей жития этого нести не приказывает…
— С родительского благословения, — глухо отвечал он, — а
о душе его я двадцать четыре года непрестанно
молюсь, по всей Рассее-матушке исколесил, у престолов всех угодников земные поклоны клал, для того и с работ шесть раз бегал, холод и голод принимал, и тело мое все плетьми исполосовано…
— Просветленный пастырским словом, хочу я смыть с
души моей этот тяжкий грех. Горячо, прийдя от обедни,
молился я и Господь вразумил меня. Не мне, ни Алексею Парфеновичу не нужно богатство —
о другом богатстве помышлять нам пора — а потому все свое состояние передаю я сыну его, Петру Алексеевичу. Вас прошу я это оформить по закону, но, слышите, все-все! — закончил он свою речь уже обращаясь ко мне.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне всё то, чтó сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей
о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно
молилась, обращаясь
душою к тому Вечному, Непостижимому, Которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
«
О мире ангелов и
душ всех бестелесных существ, которые живут над нами»,
молилась Наташа.
Тогда Зенон, не желая ничем прибавлять розни, коротко ответил ближе стоявшим, что он имеет обычай
молиться в благоговейном молчании, но не осуждает и тех, которые любят поднимать к небу и глаза и руки, нужно только, чтобы руки молящихся были чисты от корысти, а
душа — свободна от всякого зла и возносилась бы к небу с мыслью
о вечности. Тогда в ней исчезает страх за утрату кратковременной земной жизни и… гора начинает двигаться…
— Отчего вы так грустны, Катерина Эдуардовна? — повторял он, как жалобную песню, как тихую молитву отчаяния, и вся
душа его билась и плакала в этих звуках. Грозный сумрак охватывал ее, и, полная великой любви, она
молилась о чем-то светлом, чего не знала сама, и оттого так горяча была ее молитва.